Товарищ Мерлушкин очень занят. Пятый день перед ним на столе лежит циркуляр о подготовке к зиме. В окно кабинета стучится нудный и мелкий осенний дождь.

Мерлушкин берется наконец за циркуляр и начинает сосредоточенно вчитываться: «Проверить готовность предприятий к зиме».

Мерлушкин поднимает телефонную трубку.

— Танюша! Пора готовиться к зиме. Как быть с твоей шубой?.. Что? Воротника нет?.. Хорошо, записано!

 Он звонит по телефонам, ездит, долго ведет в магазине дискуссию о преимуществах выдры перед черно-бурой лисицей и наконец к вечеру возвращается домой, победно размахивая воротником из крашеной кошки.

Наутро циркуляр снова маячит перед его глазами.

«Необходимо утеплить все производственные помещения».

— Как я мог об этом забыть?—ужасается Мерлушкин.— Это же, по существу, основная проблема!

И он уже советуется с завхозом, шепчется с управдомом и оживленно беседует со старшим агентом. К концу трудового дня портфель туго набит войлоком для обивки входной двери его квартиры и первосортной замазкой для окон.

Мерлушкин облегченно вздыхает и снова возвращается к циркуляру. Но ему не дают сосредоточиться.

— Товарищ Мерлушкин, что у вас сделано по проверке овощехранилищ?

— Дорогие товарищи,— начинает привычно декламировать он,— я не могу разорваться, у меня только две руки и две ноги...

   Не успел еще уйти сотрудник, как мозг Мерлушкина лихорадочно заработал:

   — Как бы не остаться на зиму без квашеной капусты. До сих пор у Маруси нет кадушки...

   И он лаконично отмечает в своем блокноте: «Тов. Ангельчиков — кадушка».

   Ртуть в термометре катастрофически падает. И уже по утрам морозные ветры взапуски бегают по улицам.

   Мерлушкин торопливо поднимает воротник. Он спешит, времени для подготовки к зиме остается все меньше и меньше. По дороге он заходит в театральную кассу и запасается абонементом в оперу на зимний сезон.

   Обтрепавшийся, постаревший циркуляр продолжает лежать на столе. Мерлушкин дочитывает его последние строки:

   «Вся работа по подготовке к зиме должна быть закончена не позднее 10 ноября».

   Глаза его перебегают на листки календаря, уже перешагнувшие в ноябрь.

   — Как я устал!—вдруг решает Мерлушкин.— Заработался. Изнервничался...

   Мерлушкин отправляется в местком.

   — Должен же и я когда-нибудь отдохнуть!—вздыхает он.— У меня только две руки и две ноги. Путевку мне, путевку!..

   И вот Мерлушкин прощальным взглядом осматривает свой стол: сонная осенняя муха, последняя муха сезона, на лету замертво падает в чернильницу; сморщенный, пожелтевший циркуляр снова назойливо лезет в глаза.

   Мерлушкин сердито хватает ручку и, волоча пером захваченную в чернильнице муху, пишет резолюцию:

   «Тов. Пастухову. Ввиду моего отъезда в отпуск прошу выполнить к сроку. Мерлушкин».

   Собственно говоря, Мерлушкин уже свободен: дела сданы, осенне-зимняя кампания закончена, впереди лазурное Черное море.

   Он возвращается домой и внимательным, хозяйским глазом окидывает плоды своих трудов: в квартире пахнет свежей замазкой, дверь аккуратно обита войлоком, аппетитные кадушки заботливо поставлены на кухне, и роскошная крашеная кошка отныне прочно связала свою судьбу с жениной шубой.

   — Есть от чего устать,— вздыхает Мерлушкин.— Но зато подготовка к зиме закончена блестяще...

1928 г.