Молодой летчик Чижов сидел у окна дежурного помещения и учил английский язык. Вскоре должен был прийти мистер Харди, «капэтэн Харди» — англичанин, летчик, который обучал Чижова английскому языку.
Старший сержант Чижов вытер пот и, оторвав глаза от тетрадки, старательно повторил:
— Мальчик — бой, девушка — гирл... Нет, брат, не гирл, а герл... Нет, ты эр проглоти: геул... Девушка — геул... Эх, у мистера Харди это очень ловко выходит: геул... г-ге- ул...— Чижов подавился.— Осечка... Кадык слабоват. Челюсть крепка, а кадык подвел!
Вереница тягачей с прицепленными к ним орудиями остановилась на заправку в занятом накануне небольшом городке Экен в Померании.
Артиллерия спешила, что явствовало из свежей и точной надписи на теле громадного трофейного бензовоза: «Вперед, в логово зверя!» Бывший немецкий бензовоз аккуратно заливал бывший немецкий бензин в баки русских тягачей.
Связной майора Морозова ефрейтор с вполне подходящей к его веселому нраву фамилией Вася Приставка озорными глазами окидывал расположение освобожденных от пруссаков одноэтажных домов и вдруг крикнул артиллеристам, разминавшим окаменевшие ноги:
— Ребята, глядите! Она! Наша непромокаемая!
Когда среди работников конторы «Мосносок» возникал разговор о заведующем конторой Иване Петровиче Зайки- не, все дружно давали своему заведующему следующую характеристику:
— Так, никаких особенных способностей в нем нет. Скорее ленив, чем энергичен. Может приврать. Не без этого. Но уж что в нем бесспорно — это доброта. Добрый, отзывчивый человек, широкая натура.
Из серии «Типы, уходящие в прошлое»
Прошлым летом мы со знакомым агрономом брели по ржаному полю.
И вот я заметил один, резко выделяющийся из массы ржи колос. Он был выше всех остальных и гордо покачивался над ними.
— Смотрите,— сказал я агроному,— какой мощный, красивый колос! Может быть, это какой-нибудь особенный сорт?
Агроном безжалостно сорвал колос и протянул мне:
— Пощупайте: в этом красивом колосе нет совсем зерен. Это колос-тунеядец, он берет влагу и все прочее от природы, но не дает хлеба. В народе его называют пустоколоска. Есть и цветы такие в природе — выродки. Они часто красивы на вид, но внутренне бессодержательны и не плодоносят, называются пустоцветом. Так вот и этот колос...
— Колос-стиляга!—воскликнул я.
Пришел черед удивляться агроному:
— Как вы сказали?
— Стиляга,— повторил я и рассказал агроному следующую историю.
— Ты, Суслик, водой не особенно наливайся. Побереги место.
Варнава, держа толстыми волосатыми пальцами крохотную, хрупкую чашечку, хмыкнул:
— Я этих наперстков штук двадцать опрокинуть могу! А куда мы поедем, Григорий Ефимович?
Чудный лес. Смешанный. И дубы большие-пребольшие в лесу растут, и ясенки, и березки, и сосны. А более всего дубов да сосен. В тихую погоду в лесу не шелохнется: тихо-тихо, только нет-нет да и заиграет иволга флейтой, застучит дятел, зативликает щегол... И снова тихо.
Посредине леса пруд, украшенный камышом с одной стороны...
И как-то уж получилось так, что на одном берегу в пруд сосны заглядывают, а на другом, противоположном,—дубы... Слева, над прудом, плотина, а справа простерся луг с зелеными кустами, вербами и густой-прегустой травой.
Он высокий, сухой, остроносый. Волосы жесткие, густые, почти седые. Голос же совсем не соответствует росту: тонкий, со скрипом, чуть приржавленный. А лет ему приблизительно пятьдесят пять — шестьдесят. Он никогда не улыбается, не может улыбаться, всегда суров и смотрит букой. Представьте себе тощего, прямого, как сухостойная олыпина, человека, тщетно пытающегося изобразить лицом и телом своим, скажем, Илью Муромца. Вот вам и будет он самый.
Его можно часто видеть и на улице города, и в Доме культуры, в кино, на базаре, в горсовете, на почте, в милиции — где угодно. Он вездесущий, этот угрюмый человек. И куда бы он ни пришел, там людям становилось не по себе. Если они до этого смеялись и были веселы, то сразу мрачнели; если они работали не покладая рук, то после него опускали руки; если люди были добрыми, то становились злыми; если же до приезда угрюмого кто-то был весел, то, будьте спокойны, обязательно заплачет.
(Фантастический рассказ)
Сергей Сергеич Бакенбардов, писатель-юморист, сидел за письменным столом и, уставившись глазами в потолок, настраивался. В очередном номере журнала должен был появиться его рассказ.
— И чтобы было смешно!—свирепо сказал редактор.
«Тебе легко говорить,— с горечью думал Сергей Сергеич,— а где я тебе возьму это самое «смешно»!.. Я, кажется, про все смешное уже написал. Тридцать лет пишу одно смешное... Ошалел совсем. А написать все-таки нужно. Ничего не попишешь, нужно писать...»
Я нашла необыкновенный метод просто и легко добиваться того, что другим удается только с помощью взятки.
Успех стопроцентный. Метод удивительный. Грешно было бы оставить его только в личном пользовании.
Итак, открытие метода произошло совершенно неожиданно. Я пришла к заведующей детским садом. Пришла уже в двадцатый раз. Ну, ясно зачем: чтобы приняли моего малыша. В двадцатый раз чуть не на коленях я умоляла принять его. Но заведующая была глуха к моим просьбам.
Подробнее... Действуют: жилец, управдомами, заведующая, милиционер, врач, два санитара.
Время действия — увы!—еще наши дни...
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Домоуправление. Под вывеской, гласящей «Управдомами», сидит величественный управдомами. Входит жилец.
Подробнее...