/ 3Надо признаться, товарищи, что курю я, словно зверь или какая-нибудь лошадь.
Безобразие!
У людей всюду, где надо и не надо, рационализация, конвейер, чистка аппарата, а я засариваю народное достояние— легкие. За это и со службы, говорят, скоро вышибать будут!
Принимая во внимание, я взял путевку и пошел в наркодиспансер.
Выкурил напоследок сразу две штуки «Явы» и вхожу.
Большая зала... На скамейках сидят, вроде подсудимых, коллеги по тяжелому наследию. На стенах—неприятные картинки.
— Не началось еще?
— Не похоже, что и начнется.
Граждане все мрачные, злые. Курить, конечно, граждане хотят. Кто мятные сосет, кто слюной забавляется.
Через полчаса или больше выходит лысый доктор в халате и ставит на аналойчик банку с гадостью. Поставил и начал донимать. Без малого час донимал.
— Яд,— говорит.— Позор, и все такое. Всех унизил, вогнал в тоску. В конце поднапер.
— Бросайте!—кричит.— Бросайте сейчас же! Вынимайте табак и бросайте к чертям!
Смотрю, все полезли за табаком. Полез и я. Хотел попросить разрешения курнуть напоследок, да посовестился.
— Куда бросать-то? — спрашиваю.
Тут откудова ни возьмись вывернулся тип в фартуке и громко объявил:
— Бросайте сюда, граждане, в фартук. Бросайте без обмана, начистоту.
Стали бросать...
— А спички?
— Спички добровольно. Но желательно.
Набросали ему полный фартук до усов.
— Все ли бросили, граждане?
— Все,— отвечаем.
Сгреб он яд и удалился.
Доктор отер лысину и сказал:
— Ну, теперь, граждане, забудьте и думать про табак. Поздравляю вас с излечением. Можете идти.
И стало, верите ли, легче. Про табак действительно и думать забыли. Выходим в коридор. Смотрим — тип в фартуке складывает наши папиросы в фанерный желтый чемоданчик, а сам, акула, курит, и не что-нибудь, а «Посольские».
Нюхнул я «Посольских» и, конечно, возмутился.
— Довольно это неорганизованно, с вашей стороны, дорогой товарищ!
— Нам,— смеется,—можно. Мы не больные, а персонал...
Вот и забывай тут!
Плюнул я в урну и выхожу растрепанный на улицу. А на улице боже ты мой! Десять моссельпромов, пять донгоста- бакфабрик да полдюжины ленинградтабактрестов.
— Пожалте,— кричат,—наилучшие!
— Что же это вы, злодеи, у самого диспансера-то расположились? Нет вам другого места? .
— Помилуйте, гражданин! Да лучше этого места во всем городе не сыщешь. Если на этом месте не торговать, то где и торговать...
Взял две пачки...
До дому не дали забыться, окаянные!
Так вот и курю опять, словно ломовая лошадь.
1928 г.
